Студенты Горного университета поделились своими впечатлениями о поездке в пос. Сологубовка Ленинградской области
“Это нужно - не мертвым, это надо – живым!” – по дороге в Сологубовку вертятся в голове бессмертные строчки Рождественского. Наша экскурсия началась с Пискаревского кладбища, мемориала памяти всех ленинградцев и защитников города.
У Вечного огня во главе с отцом Владимиром дружным хором голосов подхватили «Вечную память». В тот момент казалось, что вот она, война, - памятники героям, седовласые ветераны, парад 9 мая, Бессмертный полк, панихиды в памятные даты и воспоминания. Что нового могло открыться за 75 лет? Под едва слышные «Грезы» Шумана, звучащие из невидимых рупоров на кладбище, мы возвращаемся в автобус. Путь предстоит неблизкий – вторая часть нашей экскурсии – это немецкое кладбище в с. Сологубовка и Успенский «храм примирения», о которых нам согласился рассказать Протоиерей Вячеслав Харинов, инициатор крупнейшего миротворческого проекта между Россией и Германией.
Для отца Вячеслава эта история начиналась с настоящей битвы. В 1995 году в ста километрах от Питера, в непролазной сельской глуши он наткнулся на руины собора: обрушенные своды, зияющие проломы окон. Приблизиться к руинам можно было только на тракторе: вокруг – поле в рытвинах и колдобинах, поросшее бурьяном.
Дав обещание собор восстановить, будущий священник нашел деньги на первое время, нанял рабочих и стал закрывать собор сверху рубероидом. Трижды его укладывали – и трижды, словно проверяя его намерения на прочность, крышу размером в половину квадратного километра срывало ураганом и относило в поле за сто метров. Ее находили, снова ставили, пришивали скобами, прикручивали проволокой, и все бы ничего, но в процессе восстановления храма выяснилось, что его вот-вот взорвут немцы, потому что после подписания соглашения между Россией и Германией здесь создается огромное сборное кладбище, на котором захоронят останки немецких солдат со всей Ленинградской области. Допустить такое было нельзя, немецкому военному кладбищу – быть, но и православному собору – быть! Биться отец Вячеслав решил самым безотказным для истинных арийцев оружием: бюрократией и педантичностью. В течение нескольких лет он искал доказательства того, что собор разрушили именно германские войска, поэтому Германия и должна помочь его восстановить. Нашлись свидетели, фотографии, воспоминания солдат немецкого саперного батальона – как они снимали купола, которые были ориентиром для наших летчиков, в 1943 году. Немцы дрогнули и согласились восстановить – но только крышу: на остальное денег нет. Тогда отец Вячеслав обратился к немецким журналистам, попросил рассказать историю про храм на всю Германию. Сегодняшние немцы достаточно болезненно относятся к своей истории, хотят реабилитации перед миром. И деньги пошли. Благодаря этому в Сологубовке теперь красуется трехпрестольный собор-красавец. Рядом разбит парк Мира – со скульптурами, с продуманным ландшафтом. И уже дальше начинается немецкое военное кладбище, по которому водят приезжих из Германии, рассказывая им правду о войне, нелицеприятную правду для обеих воюющих сторон. И немцы, слушая ее, плачут.
Здесь лежат очень разные люди. Согласные и не согласные с решением Верхмата. Например, Вольфганг Буфф. Сохранились его дневники, где он писал: «Любите своих врагов, благословляйте проклинающих вас, – вот что всегда было ценностями немецкого народа». До войны Буфф хотел стать священником, ухитрился даже на фронте не брать в руки оружие – он был баллистиком, просчитывал траекторию снарядов. Погиб на Синявинских высотах, пытаясь спасти советского офицера, умиравшего от потери крови на нейтральной полосе. Буфф пополз за ним, но был сражен шальной пулей. Фашизм или проявление настоящей христианской любви? Каждый выбирает для себя сам.
Как жители Сологубовки отнеслись к соседству с немецким военным кладбищем?
Сначала резко отрицательно, вот, деды и прадеды их громили, а мы их хоронить на русской земле будем. Но ведь кладбище возникло не на пустом месте, немцы еще в войну там 3 тысячи своих солдат похоронили. В ответ ветераны ВОВ заявляли: нам все равно, пускай хоть в Германию своих покойников забирают. Проблема была решена просто - Отец Вячеслав собрал автобус и с этими ветеранами проехал почти по всем воинским захоронениям в Германии, где покоятся русские солдаты. Эти кладбища еще со времен Первой мировой войны в идеальном состоянии, и даже во времена Гитлера за ними старательно ухаживали. Немцы ко всем могилам бережно относятся – и своим, и чужим. Когда ветераны как увидели такое уважение к мертвому русскому солдату – сразу попритихли. Вернувшись на родину, наши ветераны на кладбище в Сологубовке возложили живые цветы к могилам немецких солдат. Этот поступок стал еще одной их победой. Они смогли переступить через ненависть и победить свою вражду.
Чуть в стороне от погоста — гранитный монумент женщины с младенцем. Это работа немецкого скульптора Ирсы фон Ляйстнер. Ее жених пропал без вести на Восточном фронте. Немцы хотели установить этот монумент в центральной части кладбища. Мы воспротивились этому решению. Не хотели, чтобы памятник символизировал скорбящую мать-Германию. Сегодня эта каменная женщина иллюстрирует совсем другую историю войны. Историю, над которой проливают слезы не только немецкие ветераны. Осенью 41-го года фашисты вошли в Сологубовку и издали указ: “Пребывание посторонних лиц на территории деревни запрещено. О появлении посторонних докладывать в комендатуру”. В той деревне жила женщина, мать четверых детей Ульяна Фенагина. Однажды вечером к ней в дом постучался незнакомец в форме красноармейца и попросился переночевать. Он был русским. Под страхом смертной казни она пустила его в дом, одела, накормила, а на следующее утро он сдал ее в комендатуру. Это был наш предатель, который работал на гестапо. Свидетели того времени вспоминали, что Ульяну Фенагину три дня держали под арестом. Старшие дети приносили ей 9-месячную дочку, которую она кормила грудью. А потом женщину на глазах у всей деревни расстреляли. Через несколько дней от голода умерла ее девочка. История убийства Ульяны Фенагиной, как факт военного преступления, прозвучала на Нюрнбергском процессе.
Есть четко сформулированная христианская позиция по поводу поверженных врагов: «мертвые срама не имут», не нам судить их за содеянное. По отношению к останкам любого человека надо быть милосердным. Но становится как-то не по себе, когда видишь, что со стороны побежденных память о предках жива, стоят ухоженные деревья, стабильно идут отчисления на сохранение порядка здесь от немецких семей, а могилы советских солдат в большинстве своем стоят забытые и никому не нужные. Поэтому так важна работа поисковиков – каждое имя должно быть известно, война должна быть персонифицирована, тогда это будет реальная история, а не байка, беспамятство рождает бессердечие.
Прощать трудно. Но прощение — не значит примирение со злом. Надо уметь быть мужественным и смелым, говорить и о бессмысленных зверствах немцев, и о неоправданной жестокости наших солдат. Война – это миллионы загубленных жизней и судеб, «самая непримиримая форма греховной нетерпимости к человеку», которую легко спровоцировать на уровне взаимоотношений двух государств или народов. Эта война так и останется «неоконченной и неизвестной» пока тело последнего солдата не предано земле.